подкрался со спины и простецки хлопнул девушку по плечу.
— Привет! Принцесса автобуса!
— Сам ты… Король полуклюшки! — ла Вальер выдохнула. Могла бы с перепугу стартануть до противолежащего борта — еще, пожалуй, и руку бы ухажеру выдернула.
Может, признаться? Если он окажется союзником… Это же здорово! На каток можно будет сбегать хоть каждый день!
Да, но он-то, наверное, ухаживать будет. И, даже, пожалуй, целоваться захочет.
Луиза впервые посмотрела на парня повнимательней. Рост чуть повыше. Лицо правильное, не слишком красивое — так для мужчины и лучше. Руки… Чистые. Обувь — хоккейные коньки… Кстати, а он по конькам не догадается? Вон как смотрит, даже затылок чесать полез.
Егор смотрел на тяжеленные коньки — чуть ли не лыжи — и думал, как потактичней предложить новой знакомой «снегурки». На «воланы»-то у него денег не хватит, а фигуристке нужны коньки легкие, изящные.
Стоп.
Это что — он уже втрескался? И уже готов швыряться деньгами? Типа, если познакомился, как у Лермонтова, спасая от злодеев — то уже гусарство кое-где заиграло?
Теперь точно надо с папой поговорить. Да и с дядей Витей…
Не с Крысом же! Этот насоветует. Атаман песчаных карьеров.
Молчание затягивалось, и Егор ляпнул, что в голову пришло:
— Прыжки у тебя просто блеск. Даже удивляюсь, почему спирали фигня. Если по правилам, семь секунд надо в позиции находиться, чтобы засчитали.
Луиза молча вздохнула: она-то могла и сто семь, да не учили дворянку трусами сверкать, воспитание не то. Парню же не объяснишь такое!
— Я их не люблю. Ноги-руки в стороны, и крутись, как курица на вертеле, заснуть можно. Вот четверной флип, или риттбергер — это как…
Не находя слов, Луиза сжала маленький кулачок. Прибавила:
— Только разгон хороший нужен.
Егор повернулся, махнул кому-то рукой не то прощально, не то приветственно — и больше уже не смотрел по сторонам. Перед ним — можно было коснуться — стояла настоящая живая девушка. Ростом чуть пониже самого Егора, с выкрашенными в оригинально-лиловый цвет волосами; с немного смуглой кожей и чуть-чуть широковатыми скулами — наверняка в предках орочи не то удегейцы, или кто тут еще в Приморье… Синий простенький костюм: закрытый купальник без вышивки, (грудь… Ладно там, еще вырастет!) недлинная юбка тоже без блесток и вырезов; чтобы рассмотреть ноги, надо было чуть отъехать… Егор только что видел, как эти ноги двигались! Ни малейшей вялости, ни единого лишнего поворота или перестановки — и это еще в простых тяжеленных коньках! Плюнуть на все, подарить ей «снегурки» — и пускай думают, что хотят?
— А для разгона я никак хорошую музыку не подберу, — ла Вальер вздохнула. — Только раскрутишься, тут и кончились три минуты. Я-то могу выдержать и тридцать.
Если он и сейчас не догадается — он просто дурак. Нет на Земле фигуристки, способной выдержать полчаса непрерывного выступления с полной отдачей. Предел — шесть минут… Ну, семь.
Егор намека не понял: что хоккеисту шесть минут? Три периода по двадцать — это да, есть о чем говорить, есть чем и похвастаться. А вот музыку знакомой подобрать — это не коньки подарить. Не так бесповоротно. Это с удовольствием.
— А какую? Я поищу. Папе недавно выделенку домой провели, от работы. Даже музыку слушать можно.
— Ну… Если моя просьба не создаст неприятности твоему папе.
Егор отмахнулся:
— Музыка не п… Не кино, скажем так.
— Найди, пожалуйста, что-нибудь быстрое и длинное. Чтобы не останавливаться посреди полета. Вообще-то музыки много, но мне слушать и выбирать некогда. Режим у нас жесткий.
Ну хоть сейчас догадайся — у каких это «у нас» во Владивостоке режим жесткий. И коньки самые дубовые из возможных. И выносливость нечеловеческая. Догадайся, испугайся и вали уже к своему папочке!
Луиза почему-то разозлилась. Потом глянула на большие часы над ареной — и поняла, почему.
— Режим! Занятия! Надо же в срок успеть!
Извернувшись, чтобы не коснуться собеседника, девушка молнией влетела в дверцу раздевалки. Еще пять минут — и автобус. А надо еще переодеться. Заболталась. Курица!
И опять не спросила имя!
* * *
— Имя, сестра?
Пальцы Ото-химе прикасаются к небольшому округлому предмету, напоминающему сросток десяти-двенадцати шариков, размером с кабачок или патиссон, а цвета кофейного.
— Сама не видишь?
— Воспитанные гости представляются.
— Я не гостья, а пленница.
Ото-химе морщится.
— Астория, не веди себя нелогично. Твое ядро в моей власти.
— Ни создать ядро, ни разрушить на Земле невозможно. А контролирует ценность лишь тот, кто может ее уничтожить.
— Зачем же крайние меры, сестра? Тебя можно позабыть в пыльном чуланчике лет на двести… Тысяч. А потом вернуться к беседе.
— И зачем я буду нужна тебе через двести тысяч лет?
— Затем же, зачем и сегодня. Переходи на мою сторону.
— Пенсакола… Зачем?
— Мне нужны помощники. Дожидаться, пока они вырастут из глубинных… Не двести тысяч лет, но тоже устанешь ждать. Проще взять ваши ядра и вырастить существо на их основе. Хотя бы мозг уже сформирован.
— Ты не поняла вопрос. К чему тебе вообще помощники? Зачем тебе эта война? Сильнейшие государства людей…
Ото-химе взрывается искренним хохотом.
— Сильнейшие? Ха! Клали мы суперпушку на их супердержавы! Сумели русские договориться с Тирпиц — значит, Россия игрок на мировой арене. США демократией в Айову швырнули — значит, Белый Дом в пролёте. Кто договорился — тот рулит. Мнение остальных никого не волнует в принципе!
Ото-химе сжимает ядро пленного корабля в ладони, увеличивая контакт до полного.
— Я сделаю так. Все эти «сильные» сядут на попе очень ровно и в сторону моря даже не посмотрят. Любая из нас подгребет к берегу и спокойно потребует все, что пожелает. Хоть кофе с круассанами, хоть гарем из элитных мужских особей. А человечки утрутся и предоставят. Если, конечно, не захотят мигрировать миль на пятьсот от береговой черты! Таков был изначальный замысел. Так должно быть!
— А почему же не вышло?
— Ехидничаешь, тварь?
— Как смеет жалкая пленница… Ну да — ехидничаю! И что?
Ото-химе продолжает неожиданно спокойно:
— Да-да, я в курсе, что человечество убер аллес и всех нагнёт. Мне этим ещё в НЕРВЕ мозг вынесли, на стажировке у Рицко. Тыканые победители штопаных ангелов! Но в моей Вселенной оно не может и не нагнёт. Кто тут держава, а кто дикари немытые — решают не люди. Мы будем решать! Мы — это ты и я, если непонятно. В моем мире слабые не правят сильными!
— Если тут правит сила, значит: мне придется постоянно сражаться за кусок. У людей интереснее! Море свободное во
